Я знаю всех его женщин. Всех до одной. От той чопорной белоглазой Брони или Славы Шикульской или Микульской, в которую он был влюблен в десятом классе, до той старой стервы, той баберы, Марии или Христи, которая звонит ему на все торжественные праздники из какой-то там Испании или Греции, куда он отправил ее зарабатывать деньги на квартиру, на их приют, конечно, пообещав жениться.

Вот она там и вкалывает пятый год, горбатится с глупой головы, а он тем временем меня обманывает, или думает, что обманывает, потому что меня не так легко водить за нос — не такая я уж простая, как они себе думают, имею в виду всех мужчин. Но я делаю вид, что ничего не вижу, ничего не слышу. Что я счастлива. Особенно когда он начинает стонать: и там ему болит, и здесь ему колется.

В такие минуты, а они повторяются чуть ли не каждую неделю, я превращаюсь в ангела, в сестру милосердия, в маму…